Саламандра - Страница 9

— Я мужчина и должен защищать свою сестру! — гордо произносил брат, плотно сжимая дрожащие от обиды губы и стараясь при этом незаметно потирать отшлепанные места.

А потом все начиналось сначала. И вполне ощутимая разница в возрасте — несколько десятков лет — совершенно не мешала нашим совместным проказам и не всегда безобидным развлечениям. В общем, мы были вполне достойными детьми своего отца.

Но время, а вместе с ним и возраст не стоят на месте. Фен уже давно повзрослел, возмужал, превратился из угловатого неуклюжего мальчишки в симпатичного молодого человека и, как сказал отец, взялся-таки за ум, то есть начал потихоньку постигать основы государственного управления. Ко всему прочему брат стал часто уезжать из дворца, иногда ненадолго, а подчас я его не видела по нескольку месяцев. Неугомонную сестренку, естественно, он с собой не брал, несмотря на клятвенные заверения, что вести себя буду тише воды ниже травы (подозреваю, что он не верил ни единому моему слову), и как самое сильнодействующее оружие — слезы в три ручья. Последнее средство почти во всех случаях работало безотказно, чем я бессовестно и пыталась воспользоваться, прекрасно зная, что женские слезы действовали на Фена, как валерьянка на котов: он дурел, слабел и становился до неприличия мягкотелым. А допускать подобное малодушие с последующим раскаянием вкупе с отцовским нагоняем было не в его интересах. Излишне энергичная душа молодого царевича жаждала приключений и новых впечатлений, и любое препятствие на пути к долгожданной свободе, пусть даже временной, вызывало плохо скрываемую досаду. Поэтому Фену каким-то мифическим образом удавалось исчезнуть раньше, чем я начну реветь, а то он и вовсе не предупреждал меня о своем отъезде.

И мне ничего не оставалось, как только втайне завидовать и злиться на вопиющую несправедливость. А тут еще отец решил вплотную заняться моим образованием, натравив на меня целое полчище всевозможных гувернеров, преподавателей и прочих обучалок. Можно подумать, я до этого была безграмотной и непроходимой тупицей! Многих наук, которые пытались впихнуть в мою бедную, довольно быстро распухшую от такого количества всевозможной информации голову, я не только не понимала, но даже не представляла, в какой области жизнедеятельности царевны их можно применить. Подозреваю, отец сделал это из страха, чтобы я от скуки не начала наносить непоправимый ущерб дворцу и его многочисленным обитателям. Придворный маг у нас, конечно, сильный и в случае чего многое может поправить, а то и заново возродить, но иногда и его умений оказывалось недостаточно или ему было просто жалко тратить магический резерв на исправление чужих ошибок.

В один прекрасный день, слоняясь без дела по саду, я совершенно случайно обнаружила маленькую потайную дверцу, ведущую на малолюдную улочку нашего славного Агнидара. Дверца оказалась не заперта, и это можно было считать подарком судьбы. Тогда-то я и начала водить дружбу с уличными мальчишками и девчонками, которые даже не подозревали, кто я такая на самом деле, а если и подозревали, то никак это не показывали. Вот с ними мне было по-настоящему весело. Набеги на окрестные сады, катание на закорках проезжающих карет, игры в кости на пыльной мостовой… Я даже подралась несколько раз с местной шпаной, а потом целую седмицу пряталась от отца, пока расплывшийся под глазом очаровательный фингал не начал надежно замаскировываться пудрой. И то, что я уже давно не маленькая глупая девчонка, а вполне девушка на выданье, меня и моих новых товарищей нисколько не смущало. Меня еще спасало то, что роста я была маленького, а комплекции худощавой. При желании и за мальчишку-подростка могла сойти, если волосы подобрать.

Отец смотрел на мои прогулки «на свежем воздухе» сквозь пальцы, если вообще о них знал.

Но около месяца назад совершенно невинная вылазка во фруктовый сад министра наших финансов стала для меня полным крахом, положившим конец всем увеселительным прогулкам разом. Если бы не истошные крики казначея, так не вовремя вышедшего в сад «до ветру» и пожелавшего после сорвать яблочко именно с того дерева и с той ветки, на которой сидела я, все вообще обошлось бы без какого-либо шума и никто ничего до сих пор не узнал бы. Но на отчаянные вопли, в ночи слышные особенно хорошо, да еще и с упоминанием моего имени, отец заявился самолично. Он в очередной раз отмечал одному ему известный праздник, прошедший еще в прошлом месяце, а посему особой аккуратностью и способностью к логическому мышлению в тот момент не сильно отличался. Сломанный забор, поваленные и обожженные деревья, громогласные уговоры меня слезть на землю грешную и срочно поделиться своей добычей, мало способствовали ночному покою близлежащих домов. Мои товарищи, стоящие на стреме, вовремя успели сигануть через забор в соседний проулок и отделались всего лишь легким испугом, а я полночи выслушивала нравоучения на тему «Царевна, ее права, обязанности и правила поведения», точнее отсутствие таковых. Отец с недавних пор почему-то стал очень бояться, что со мной что-то случится, кто-нибудь на меня покусится или, того хуже — похитит. Причиной подобных страхов была ли чрезмерная отеческая любовь, или им двигало что-то еще, не знаю, но с тех злополучных пор я попала прямо-таки под домашний арест, гордо именуемый «родительской заботой». Но еще больше отца пугало, что кто-то, не дай Вершитель, прознает, что я не совсем обычная царевна, хотя я уже с детства хорошо уяснила — о своей второй ипостаси лучше помалкивать. И если бы не случайность…